Свозникновением первичных предствлений как объектов, так и собственных действий, не заканчивается, а только начинается формирование собственно внутреннего воображаемого плана. Анализируя соотношение представления и речи, Валлон приходит к выводу, что речь непосредственно продолжает ту работу, которую начало представление: репрезентировать окружающий мир как противостоящую человеку объективную реаль¬ность. Из этого положения Валлон делает вывод, вовсе из него не вытекающий, а именно — что представление является симво¬лом объективной действительности. «Говорят, — пишет он, — что представление является первой ступенью символа, но это потому, что оно стремится уже к языку, лучше всего систематизиро-ванному и наиболее приспособленному орудию мысли, который манипулирует не предметами, а символами, или который мани¬пулирует предметами посредством символов» . Это положение по существу находится в противоречии с прежней характеристи¬кой отношения представлений к объекту как копии к образцу. Отражение никогда не может быть приравнено символу. Под-черкивание символической функции представления вытекает из критического отношения Валлона к теориям, считающим пред¬ставление «следом» восприятия. Это же последнее объявляется этими теориями пассивным слепком с вещей. Но, как показано в работах Валлона, представление является результатом особого и сложного взаимодействия человека с объектом, следствием его имитирующей, копирующей объект деятельности, которой оказывается как бы пронизанным получающийся образ.Несомненно, однако, что представление, фиксируясь в созна¬нии словом, в то же время подготавливает дальнейшее развитие речевой деятельности. Но не потому, что представление является первым этапом символизации, а потому, что в представлении уже выразилось то начавшееся отделение субъекта от объекта, которое продолжает язык. Овладение речью вводит новое отно¬шение между человеком и объективной действительностью: отно¬шение обозначающего к обозначаемому. Как и имитирующая деятельность, оно, пишет Валлон, «не может быть простой авто¬матической производной от практической деятельности. Оно не может сформироваться посредством усложнения и прогресси¬рующего объединения простых сочетаний сенсомоторных схем» . Формируясь на основе уже частично образованных представле¬ний, речь начинает сама оказывать интенсивное влияние на раз¬витие представлений. Такая речь связана с развитием вообра¬жаемого, или умственного, пространства, так как она протекает где-то и когда-то. А это предполагает и требует воображаемого пространственно-временного континуума. Оно отличается от пространства сенсомоторных схем. Это последнее представлено у ребенка в основном моторными схемами. Они могут не прояв¬ляться в непосредственно наблюдаемых реакциях, но существуют в потенции, проявляясь в напряжении разных групп мускулов. Пространство неговорящего ребенка есть пространство его движений. Умозрительное же пространство есть главным об¬разом визуальное, зрительное пространство. В нем и происходит дискурсивное разложение комплексов представлений, переход от одного представления к другому. Однако само функциониро¬вание речи делает необходимым существование еще другой формы отраженного пространства — пространства собственно рече¬вой деятельности. Эту форму Валлон называет пространственной языковой интуицией. Это — пространство речевых схем. Имея потребность что-то сказать, и ребенок и взрослый человек, еще не начав произносить фразу, уже антиципируют общую схе¬му предложения, размещение в ней слов и т. д. Пространствен¬ная интуиция, относящаяся к языку, пишет Валлон, «дает воз¬можность предугадать правильный порядок благодаря своего рода одновременному воспоминанию, основой которого может быть только соположение, т. е. пространство» .Таким образом, начало дискурсивному развертыванию мыс¬ли, данной как комплекс представлений, дает соотнесение этого комплекса с речевыми схемами, согласно которым совершается распределение во времени элементов пространственного целого