Настоящаятеория расходится во взглядах с теми теоретиками, которые в первую очередь рекомендуют психотерапевту уделять внимание импульсам и аффектам, которые пациент проявляет перед психотерапевтом “здесь и сейчас”, и только затем заниматься (если вообще заниматься) реконструкцией детского травматического опыта пациента.

Реконструкция психотравм детства очень важна. Не зная, как пациент приобрел свои проблемы, психотерапевт не сможет выяснить ни патогенных убеждений пациента, ни его целей, ни того, как пройти его тесты. Общаясь с психотерапевтом, пациент может давать волю тому или иному импульсу по множеству причин, и пока психотерапевт не узнает, почему пациент выражает этот импульс, он не будет знать, что делать с этим импульсом. Например, паци-ент может приобрести в детстве привычку демонстрировать дезадаптивный гнев и враждебность, придя к выводу, что его беспричинная злость позволяет матери чувствовать моральное превосходство над ним. Другой пациент, возможно, развил в себе враждебность и негативизм, стараясь таким образом освободиться от гнета плохо обходившихся с ним родителей.

Эти два пациента, выражая враждебность по отношению к психотерапевту, будут предлагать ему тесты разных типов. Пациент, который сердится, чтобы доставить удовольствие своей матери, попытается, демонстрируя свой гнев, убедиться, что психотерапевту не нужно чувство морального превосходства над ним. Этот пациент стремится убедиться, что терапевт хочет, чтобы он вел себя разумно и контролируемо. В отличие от него, пациент, который злится, чтобы выразить протест против плохого обращения родителей, желает убедиться, что терапевт не возражает против его враждебности и не хочет лишить его оружия, необходимого ему, чтобы защититься от надругательств. Такой пациент, возможно, не захочет оставить свою злость, пока не убедится, что психотерапевт способен спокойно переносить ее.