Принципиальныйхарактер демаркационной линии, разделяющей образные и речемыслительные познавательные процессы (или, по И. П. Павлову, первые и вторые сигналы), явно эмпирически демонстрируется тем не вызывающим сомнений фактом, что если взять не переходные, а зрелые формы речевого мышления в их специфических структурных характеристиках и поведенческих проявлениях, то они являются монопольной принадлежностью человеческой психики – выражением той «чрезвычайной прибавки», о которой говорил И. П. Павлов (1941). Сам по себе этот факт, однако, допускает две альтернативные возможности его трактовки. Рассуждая в общем виде, можно полагать, – не вступая при этом в противоречие с тезисом об объективном существовании материальной реальности, отображаемой в мысли, – что ход эволюционного развития психики, продвигаясь под действием биологических закономерностей от одного ее уровня к другому, т.е. от сенсорики к перцепции и далее ко вторичным образам, привел на следующем очередном этапе к возникновению мыслительных и даже речемыслительных процессов, которые, будучи, таким образом, результатом действия обычных биологических детерминант психического развития, стали затем предпосылкой последующей качественно новой его фазы – фазы социально-исторического развития человека и человеческого общества. При такой интерпретации исходного факта биологическая эволюция средствами и резервами одних только своих общих закономерностей создала мышление как специфическую особенность биологического вида homo sapiens, а мышление, или связанное с ним сознание, или разум, ставший уже человеческим, оказались далее фактором и источником превращения биологического вида в человеческое общество. В самом деле, почему резервы общих закономерностей биологической эволюции, которые привели к филогенетическому переходу через «психофизиологическое сечение», т.е. к возникновению психики сначала в форме ощущений, затем к следующим этапам уже внутрипсихического сенсорно-перцептивного перехода и далее к совершенствованию памяти и формированию вторичных образов – представлений, не могли сами по себе обеспечить на следующем, очередном этапе возможность перехода через границу, разделяющую образ и мысль? В чем конкретно заключается ошибочность такой трактовки генезиса человеческой психики – ясно далеко не сразу. Между тем такая интерпретация, не заключая в себе противоречия общему принципу материализма, составляет, однако, самое существо исторического идеализма, а вместе с тем – в конечном счете – и идеалистического понимания генезиса человеческого мышления, поскольку последнее здесь трактуется как исходная предпосылка социально-трудовой истории человечества.