Средневековье в Западной Европе

Эпоха, которую принято именовать средними веками, не имеет точных хронологических границ. До сих пор еще жива традиция, идущая от ранних итальянских гуманистов, отвергавших культурное значение средневековья. Согласно этой традиции, деятели культуры VI-VII вв. — Макробий, Боэций, Кассиодор, Исидор Севильский и др. — были «последними римлянами», после которых наступил многовековой интеллектуальный кризис, разрешенный только в эпоху Возро-ждения. Итальянские гуманисты первыми ввели термин «средние века» (точнее, «средний век», medium aevum), от которого произошло название исторической науки, изучающей эту эпоху, — медиевистика. Просветители XVII-XVIII вв. подразделяли историю на древнюю, среднюю и но-вую и вслед за гуманистами считали средние века периодом глубокого культурного упадка. Однако Монтескье, Кондорсе и Гердер признавали связь между культурными эпохами антично-сти, средневековья и Возрождения. Впоследствии такое толкование роли «среднего века» в культурном процессе органически вошло в учение об общественно-экономических формациях. В нем главным содержанием средневековой эпохи считается возникновение и развитие нового общественного строя — феодального. Период между античностью и Возрождением в Европе чаще всего связывается с падением в V в. Западной Римской империи (начало) и взятием Константинополя турками в 1453 г. или открытием Колумбом Америки в 1492 г. (конец). Сторонники формационной теории указывают на другую оконечность средних веков — на первую буржуазную революцию в Англии (1640-1660 гг.), положившую начало господству капиталистического строя в Западной Европе. Но существуют в науке и иные точки зрения: например, традиция, гласящая, что средние века продолжались с III по XVIII в. Так или иначе, в истории средневековой культуры принято выделять три основных периода:

— культура раннего средневековья,

— культура развитого (зрелого) средневековья,

— культура позднего средневековья.

Рубеж между первым и вторым периодом связывается с выходом в XI в. христианства на аре-ну мировой истории, граница между вторым и третьим — с началом одного из крупнейших пере-воротов в истории человечества — Ренессанса — и окончательным формированием подлинно на-циональных культур большинства современных народов.

Для культурологической оценки исторического значения раннего средневековья существенно то, что именно в эту эпоху были заложены основы социально-культурной общности Европы. Географическое понятие «Европа», которое восходит к финикийцам (от семитского корня «Эреб», что означает «запад»), в древности означало лишь страны, лежащие на северных берегах Среди-земного моря и прилегающих островах. Все в дальнейшем присоединяемые греками и римляна-ми области рассматривались как варварская периферия. Европа как целостность, как результат жизнедеятельности народов, издавна живших здесь и пришедших вновь, начала формироваться этнически, экономически, политически и духовно именно в раннем средневековье.У истоков культуры этого периода оказались два разных культурных мира. Первый, «роман-ский» — античный, в научном, правовом и художественном отношении высокоразвитый, к V в. уже христианский; другой, «германский» — родоплеменной, языческий, со своим неповторимым обликом. Культурный разрыв между ними был огромным и поначалу казался непреодолимым. Их напряженный диалог и определил своеобразие раннесредневековой культуры.

Романское начало здесь было представлено основным фактором складывания европейской культурной общности — христианским мировоззрением, победившим в борьбе с язычеством. Вме-сте с христианством в будущую европейскую культуру входит новое видение сущности и струк-туры мира, природы человека, а также смысла истории и исторического предназначения челове-ка. Мир как Творение получает «внешние» границы осуществления: Первый день Творения — Судный день. Признание конечности земного бытия определяет направленность исторического процесса. Смысл жизни человека оказывается вынесенным за границы его земной жизни. Сам человек понимается как существо двойственное, сотканное из праха земного, но наделенное душой, влекущей его к иному миру. Бог приобретает качества Абсолюта: теперь это не один из множества богов, но единственный, универсальный, бесконечный, милосердный и любящий. При этом универсальность Бога расценивается христианами как «вектор» (по выражению Б.Раушенбаха), проецирующийся в трех лицах-ипостасях Бога-Отца, Бога-Сына и Бога — Святого Духа. Природа нравственного идеала христианской идеологии представляется единством Веры (ведущей к Богу святой простоты), Надежды (стремления к спасению через загробное воздаяние) и Любви (духовной связи человека с Богом). Учением Христа в мир привносится новая идея равенства людей независимо от их происхождения или социального положения — идея гуманизма.Христианство стало в середине IV в. господствующей религией Римской империи. Но уже в V в. в связи с распадом Римской империи церковь попала в разные социально-исторические усло-вия, что не могло не сказаться на различии в понимании основных догматов вероучения и на практике культовых действий. В XI в. эти различия послужили причиной официально закреплен-ного раскола, и с этого времени Западная и Восточная церкви стали называться соответственно католической и православной.

Оформление западного христианства в более или менее целостное миросозерцание и полити-ческую доктрину произошло в учении Аврелия Августина. Его называли «учителем Запада», а его произведения оставались главным источником философской мудрости в Западной Европе вплоть до XII-XIII вв. Августин развил присущую эллинистической культуре тенденцию, связан-ную с переходом от научно-философского осмысления природы и общественного устройства к размышлениям о человеческом бытии, субъективности. Призыв к углублению личностного сознания, моральной ответственности благодаря Августину получил дальнейшее воплощение в средневековом учении христианства о спасении души. Не только душа, но и плоть человеческая, по словам христианского философа, — божественного происхождения. Теоцентризм объявляется Августином тем исходным принципом для христианской культуры, которым ставятся в соответ-ствие Богу и человеческое бытие, и моральная доктрина, и «истина всякой красоты», и социаль-ная история. Божественное бытие рассматривается мыслителем как нематериальный абсолют, противопоставленный миру и человеку.

Заметим, что «учитель Запада» заложил в своих трудах парадигмальную основу западноевропейской духовной культуры: в сущности, теолог, с одной стороны, активно искал возможности сохранения в христианской культуре античной мудрости, с другой — усиливал отрицание древнего языческого наследия. Сосуществование и противоборство этих двух тенденций отношения христианства к мирской культуре сохранится во всей дальнейшей истории западноевропейской духовности.

Приобретением стройных форм, энциклопедизма и универсальности, средневековая культура обязана упоминавшимся еще гуманистами «последним римлянам»: Боэцию (480-525), Кассиодо-ру (490- ок.590) и Исидору Севильскому (ок. 570-636). В отличие от Августина Боэций стремится сохранить античное наследие в первозданном виде и включить его в дальнейший научно-философский процесс. Он ставит перед собою задачу перевода на латинский язык всех сочине-ний Платона и Аристотеля, намечает основные контуры и ключевые проблемы интеллектуального познания, которые приобретут определяющее значение для западноевропейского мышления вплоть до периода расцвета средневековой схоластики. Кассиодор продолжает просветительское дело Августина. Он пишет обширный комментарий к псалмам и трактат «О правописании», основная идея которых — целенаправленный труд по «легализации», сохранению и распространению культуры, унаследованной от прошлого. Наконец, в подходе к культуре Исидора Севильского, которого называли «последним филологом античности», намечается еще одна тенденция культуры раннего средневековья — формирование своеобразного культурного универсума. Этому универсуму, представленному в его работе «Этимологии» (свод знаний по грамматике, истории, географии, космологии, антропологии и теологии), присущи единство, внутренняя организация и целостность. Эта традиция получила название «энциклопедизм» и ознаменовалась появлением особого вида произведений — «Сумм», в которых суммировались знания в различных областях («Сумма теологии» и «Сумма против язычников» Фомы Аквинского, «Сумма о тварях» Альберта Великого, «Сумма логики» Оккама и др.). Энциклопедизм был, по сути, следствием уверенности средневекового человека в понятности мира для разума. В деятельности мыслителей раннего средневековья прослеживается определенная взаимосвязь: Августин и Боэций задают направления философской рефлексии по поводу культурного процесса, Кассиодор предлагает практические рекомендации по сохранению преемственности культуры различных эпох, Исидор создает модель культуры, воспроизводящую порядок природного универсума и социума.

Конкретными результатами деятельности этих просветителей были сохранение школьной традиции, основ «семи свободных искусств» — грамматики, диалектики, риторики, арифметики, геометрии, музыки, астрономии, а также отчасти других областей знания — от медицины до гео-графии. В целом работы этих мыслителей и деятельность их немногих просвещенных собеседни-ков была связующим звеном между культурами гибнущего античного мира и нарождающегося средневекового и в конце V — середине VII вв. создала фундамент для последующих подъемов в духовной жизни Европы.

Для этого будущего оказалось чрезвычайно плодотворным то, что был сохранен «корпус идей и методов обучения античности» (В.Уколова). Античная культура, воспринятая через школьную и бытовую традиции, породила особый слой «хранителей» письменного и интеллектуального наследия. Поначалу это был очень узкий круг представителей бывшей римской аристократии, сохранявших до поры до времени свое политическое влияние во вновь возникавших государствах варваров. Затем к ним присоединилась церковная элита. Постепенно носителями официальной, «высокой» культуры средневековья стали иерархи церкви и монастыри. Они своей благородной деятельностью связали воедино обе оконечности «среднего века» — позднюю античность и раннее Возрождение, по сути обеспечив последнему саму возможность расцвета.

В искусстве «романское» начало легло в основу одноименного стиля. Термин «романский стиль» был введен в начале XIX в. французскими археологами. Изучая здания раннего средневековья, ученые обнаружили, что отчасти они напоминают постройки Древнего Рима: те же полукруглые арки, элементы украшений и т.д. Только романские постройки имеют вид крепостей, у них массивные стены, узкие окна, высокие башни. В эпоху междоусобиц, очевидно, такая архитектура была обусловлена оборонительными потребностями. Рыцарский замок, монастырский ансамбль и храм — вот главные типы романских сооружений. Замки строились на высоких холмах или крутых откосах реки, их обносили неприступными стенами или глубоким рвом. Строительство замка начиналось с высокой башни — донжона. Вход в замок, подобно гигантской пасти, смотрел зубьями металлической решетки. Монастыри же, построенные в ро-манском стиле, представляли из себя открытый двор, обнесенный аркадой, и вокруг него — службы, кельи, храм. Толстостенные романские каменные храмы перекрывали полукруглыми сводами. Изнутри церкви украшались настенными росписями — фресками, снаружи — ярко раскрашенными рельефами: романские храмы были не только «каменной библией», но и книгой народной фантазии. И росписи, и произведения скульптуры (в основном плоские, поэтому пропорции человеческого тела нарушались) в романских храмах исполнены суровой строгости, порой наивны, но всегда назидательны. Центрами «классической» романики были Франция и Германия. Вершина французской романики — соборы в Клюни, Отене, Пуатье. Своей неприступностью и монументальностью поражает романская цитадель Каркасонна — комплекс светских замковых сооружений.

Германское начало — второе слагаемое западноевропейской раннесредневековой культуры — было представлено духовностью варварских народов, которым оказались недоступны не только высшие достижения, но даже «школьный» уровень романской культуры. Речь идет о фольклоре, искусстве, психологии, особенностях мировосприятия, стереотипах общественного сознания и т.п. Это прежде всего героический эпос народов Западной и Северной Европы (германского, кельтского, скандинавского, англосаксонского, ирландского и карело-финского), который заме-нял им историю. Германцы принесли с собой и систему нравственных ценностей, вышедших еще из недр патриархально-родового общества с присущим ему особым значением идеалов вер-ности, служения, воинского мужества, сакральным отношением к военному предводителю, при-знанием более высокой значимости общности, чем индивидуальной жизни. Для психологиче-ского склада германцев, кельтов и других варварских народов была характерна открытая эмо-циональность, интенсивность в выражении чувств, любовь к красочному ритуалу. Пристрастие варваров к ритуалу позже использовала церковь в совершенствовании литургии. Агиографическая (жития святых) литература была насыщена элементами варварского сознания. Необузданная и мрачноватая фантазия варваров нашла отражение и в сказочной символике (злые карлики, чудовища-оборотни, драконы и феи), и в причудливых орнаментах звериного или «тератологического» (чудовищного) стиля, в которых фигуры животных утрачивали цельность и определенность, как бы перетекая одна в другую в произвольных комбинациях узора и превращаясь в своеобразные магические символы. Вместе с викингами в Европе распро-странилась поэзия скальдов (исландских и норвежских поэтов-исполнителей) — хвалебная, лирическая и злободневная одновременно.

Необходимость христианизации варваров, неграмотных и не искушенных в «высокой» куль-туре, приводила церковь к поискам специальных форм воздействия на них. Сам процесс хри-стианизации не проходил гладко и быстро. Церковь уничтожала капища и идолов, запрещая поклоняться языческим богам и божкам, совершать жертвоприношения и устраивать нехристианские праздники и ритуалы. Преследованию подвергались погребальные обряды, сопровождавшиеся сожжением и ритуальными пирами. Все культы сил природы считались богопротивными. Суровые наказания ждали тех, кто занимался гаданиями, заклинаниями и прорицанием и верил в них. Хорошо известна роль государственной власти в борьбе с языческой ересью: последняя воспринималась зачастую как враг монархии, предписания против нечестивой практики язычников издавали многие европейские короли. Однако полностью преодолеть вековые традиции народа невозможно, и церковь вынуждена была считаться с ними. Некоторые языческие обряды, в основном сельскохозяйственного происхождения, был сохранены и приближены к христианским. Кое-где сохранялись и капища, освященные и приспособленные для новых целей. Но для культуролога важнее всего то, что эти отступления церкви глубоко симптоматичны: вместе с религиозной духовностью в средневековом, и особенно раннесредневековом, человеке уживалась духовность иного плана, определяющая иные установки поведения.

Речь идет о том, что религия — это прежде всего очеловечивание, одухотворение природы, придание ей антропоморфных черт и свойств: «человек осваивается с силами природы путем их «олицетворения». Между тем в сознании варвара (а затем и простолюдина) помимо и независи-мо от религиозных установок продолжало существовать вынесенное из мифологической духов-ности ощущение включенности самого человека в природу. «Это участие в пульсации вселенной, выражавшееся как в постоянном воздействии природы на человека, так и в столь же необходимом его воздействии на ход природных вещей при помощи целой системы сверхъестественных средств, есть не что иное, как магия». Магическая духовность была не просто «пережитком» в культуре раннего средневековья, но являлась составной частью средневекового мировоззрения в целом, содержательным противовесом религиозной духовности и официальной практики церкви. Человек одновременно как бы примерял на себя мир и примирялся с ним. Отсюда — биполярность средневековой смысловой реальности и двойственность культуры.

Динамика этой смысловой реальности, в конце концов позволившая объединить позднеан-тичные, христианские и варварские традиции, имела основополагающее значение в культурной жизни Европы. Моделями ее реализации в раннем средневековье становились появившаяся сис-тема школьного образования, продолжение рукописной традиции в книжном деле, создание «просветительских общин» по типу Вивария Кассиодора. В IX в., в годы правления Карла Вели-кого, начался культурный подъем Франкского государства, который получил в историографии название «каролингское возрождение». В этот период была реализована идея светского образования. К X в. импульс, приданный культурной жизни Европы «каролингским возрождением», иссякает под давлением разобщенности, непрекращающихся войн и междоусобиц, политического упадка. Наступает период культурного «безмолвия», который продлился почти до конца X в. и сменился так называемым «оттоновым возрождением»: центр культурного подъема переместился ко двору германских императоров Оттонов. Оживилась деятельность школ, усилились связи с Византией, расцвело книжное дело и миниатюристика, исподволь накапливались знания в области математики (с именем Герберта, учителя Оттона III, связывается распространение в Европе арабских цифр, начал алгебры и абака -«счетной доски»), практических наук, особенно медицины и права.

В целом раннее средневековье в Западной Европе не дало достижений, сопоставимых с высо-тами культуры античности, или культуры развитого средневековья. Однако итоги этого периода чрезвычайно важны для дальнейшего развития европейской цивилизации. Это начало создания духовного, культурного единства «большой» Европы. Это синтез христианства, античного наследия и культуры варваров как главных слагаемых средневековой культуры. Это зарождение культур тех народов, которым суждено было развиться в современные европейские нации. Это выработка новых форм хранения и передачи культуры: распространение книжного дела и просвещения. Наконец, это выделение из огромного «безмолвствующего большинства» особого слоя носителей интеллектуальной культуры. Словом, раннее средневековье не было культурным безвременьем, «темными веками», это была эпоха напряженной духовной работы и накопления, подготовивших расцвет следующего этапа.Для зрелого средневековья уже можно говорить об определенном типологическом единстве культурного развития Европы по сравнению с его общемировым процессом. Ко времени так на-зываемого «Возрождения XII века» противостояние варварской и романской культур перестает сдерживать весь процесс культурно-исторической эволюции, и Западная Европа, основываясь преимущественно на католическом мировидении, динамично обретает внутреннюю культуроло-гическую специфику. В чем же заключалась особенность мировоззренческих установок этой культуры?

В о — п е р в ы х, католическая церковь как институт возникла, подпитываемая опытом Рим-ской империи. «На структуре католической церкви лежал отблеск римского юридического и ад-министративного гения». Это была самая развитая в структурном отношении церковь, и цер-ковная иерархия воспринималась как пример общественной иерархии. В о — в т о р ы х, разно-родность источников раннего христианства давала о себе знать в католичестве на каждом шагу, и задача согласования наследия древних, развивающегося знания с теологией евангелия остава-лась актуальной и неотложной. Решая эту задачу, католическое вероучение не завершило своего развития и по сей день. В — т р е т ь и х, в католической доктрине, построенной на общехристианской идее Творца и Творения, содержится догмат о непрерывном Творении. Это означает, что картина мира не предполагает природы или порядка вещей самих по себе, все существует посредством Творца, автономии нет ни в чем. Но в Библии не сказано, как устроена Вселенная, и католики «дописывают» Священное писание, в том числе и по вопросу строения мира. В — ч е т в е р т ы х, сложившаяся помимо Библии католическая картина мироздания, воплощенная в «великой цепи бытия», статична и неподвижна, а изображенный в ней мировой иерархический порядок вечен. В — п я т ы х, проблема соотношения разума и веры получила любопытное разрешение: католические теологи полагали, что все содержание истины Писания может быть раскрыто человеческим разумом, изучающим природу. И п о с -л е д н е е: венец Творения — человек — после совершения грехопадения утратил возможность наслаждаться миром, созданным Творцом для него, «дольний мир» стал враждебным вместилищем соблазнов, греха, козней дьявола, все помыслы человека оказались обращенными в обитель Господа, за пределы земной жизни. После разделения христианства на восточную и западную ветви смысловая реальность западноевропейской культуры сделалась более определенной. Картина мира здесь предполагала строгий порядок соподчинения; высшим иерархом признавался Бог, силой Провидения продолжающий творить мир; Папа Римский выступал наместником Бога в мире земном; человек имел принципиальную возможность познать божественную мудрость через наблюдения за природой; только прошедший до конца земной путь страданий человек «заслуживал» покой и счастье в «горнем мире» . Эта картина, по-разному воспринимающаяся церковным иерархом и простолюдином, и составила богатое противоречиями содержание западноевропейской культуры зрелого средневековья.

Фактически наступление зрелости средневековой культуры было связано с возвышением в X-XI вв. городов как центров ремесла, торговли и искусств: активно возрождалась так называемая «городская культура», способствовавшая консолидации Европы. Для раннего средневековья характерно было обилие крупных городских центров на востоке — в империи ромеев, не знавшей крутого перелома при переходе от античности к средневековью. По уровню развития ремесла и торговли Византия обгоняла Запад, переживший заметную варваризацию после падения Рима. На берегах Босфора природные условия всегда благоприятствовали процветанию городской экономики: значительные запасы полезных ископаемых стимулировали развитие горных про-мыслов, рост производства оружия, орудий труда для ремесла и сельского хозяйства, изготовле-ние стекла, ювелирных изделий и предметов роскоши. Произведения византийских мастеров того времени были недосягаемым эталоном для ремесленников многих стран. Внешний вид поднявшихся позднее западноевропейских городов был во многом унаследован от византийских же градостроительных традиций. Облик античных городов в известной мере сохранялся: четкая планировка прямых улиц с портиками и площадями, украшенными античными статуями, с центральной агорой (форумом), окруженной красивыми общественными зданиями, с богато отделанным театром и цирком (ипподромом) — местами шумных зрелищ и столкновений городских партий. Особым богатством отличалась главная улица города с дворцами и 2-3-этажными домами богатых горожан. Акведуки и цистерны обеспечивали снабжение городов водой, всюду строились термы и фонтаны. Рядом с языческими храмами росли христианские базилики. С богатством центральной части городов контрастировали кварталы ремесленников с их скромными домами и лавками и городские предместья — пристанища бедноты. Крестьяне и ремесленники, стекавшиеся сюда в поисках заработка практически со всего света, и составляли основное население города.

В городах концентрировалась культурная жизнь. Новая городская культура подпитывалась народной и во многом противостояла официально-церковной. Ее носителями были ремесленни-ки, зарождающееся бюргерство, простолюдины. Отсюда — демократизм, известная маргиналь-ность и особая жанровость этой культуры.Зрелое средневековье — время расцвета рыцарской культуры, ярко воплотившей светские ан-тиаскетические настроения. Своими корнями она, с одной стороны, уходит в древние культы вождей варварских народов, с другой — в развитую христианскую концепцию служения. Макси-мальные требования к рыцарю сложились в высокий этический кодекс, который в идеале сплачивал рыцарство. Лучшие черты рыцарского эпоса вошли в мировую культуру. В XII в. возникает рыцарский роман, куртуазная поэзия. Кельтский эпос о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола явился источником этой поэзии. Непреходящие человеческие ценности, рожденные не потусторонним миром Бога, а земным, героическим, прекрасным и самоценным миром человека, были главной темой куртуазных романов. Неподдельная искренность, великая сила любви воспета в романе французского поэта Томаса «Тристан и Изольда», счастливая любовь — в «Бедном Генрихе» немецкого поэта Гартмана фон Ауэ, поиски высшей духовности — в многочисленных романах о чаше святого Грааля. В рыцарском романе бушует сказочно-авантюрная стихия, но вместе с тем он символичен, ориентирован на архетипические образы и отношения, а потому традиционен и порой умозрителен. Культ дамы, бывший непременным атрибутом куртуазной рыцарской культуры, придавал исключительное значение любви, бросающей открытый вызов церковному аскетизму. Любовное служение становится своего рода «религией» высшего круга и вдохновляет поэтов-рыцарей (трубадуров), появившихся в Провансе в конце XI в. В следующим веке поэзия трубадуров становится поистине повелительницей европейской словесности. На севере Франции появляются труверы, в Германии — миннезингеры, провансальская поэзия расцветает и на Пиренейском полуострове.

Вольнолюбивая, антицерковная городская литература с самого начала создавалась на народных наречиях в противоположность господствовавшей церковной латиноязычной литературе. Излюбленные жанры здесь — стихотворные образные новеллы, сатирические басни, грубоватые шутки. Все это были формы «карнавально-смеховой» народной (М.Бахтин) культуры. Фаблио (юмористические произведения французской литературы), немецкие шванки дерзко спорили с куртуазным романом, рождая нового героя — неунывающего, плутоватого, смышленого. Он всеми своими проделками утверждает, что жизнь принадлежит простым горожанам ничуть не меньше, чем представителям высших сословий. Наряду с новеллами, фаблио и шванками складывается городской сатирический эпос, насыщенный аллегориями, философскими реминисценциями («Роман о Лисе», «Роман о Розе» и т.п.). Основой этого эпоса были сказки, сложившиеся еще в раннем средневековье, воспевающие природу и разум, мечтающие о равенстве всех людей.

К периоду зрелого средневековья относится и зарождение городского театрального искусст-ва. Литургические действия, церковные мистерии, известные еще со времен раннего средневе-ковья, становятся более яркими, карнавальными, появляется специфический жанр — «миракль» — драматургическое произведение о жизни богоматери и святых. Постепенно в «миракли» прони-кают светские элементы. А городские «игры», т.е. театральные действа, носят уже целиком свет-ский характер, их сюжеты — жизненны, а художественные средства заимствованы из фольклора и творчества бродячих актеров («Игра о Робене и Марион»).

Со второй половины XI в. начинается общий подъем в духовной жизни Западной Европы. За-метно улучшается система образования: появившиеся в каролингскую эпоху приходские (эле-ментарные) школы получают развитие, кроме них появляются школы городские, возглавляемые магистрами (учителями). Некоторые школы специализируются на изучении тех или иных наук и становятся весьма известными в Европе. В Болонье — это юридические школы, в Салерно и Мон-пелье — медицинские, в Оксфорде изучали оптику, в Орлеане — античную поэзию, в Шартре — «семь свободных искусств», историю и литературу. В XII в. многие из этих школ получают статус университетов, становящихся выразителями новой западноевропейской культуры. Средневековый университет состоял из четырех факультетов: артистического (подготовительного) и трех высших — юридического, медицинского и теологического. На арти-стическом факультете (позднее философском) изучали семь свободных искусств тривиума и квадриума.

В своей рафинированной форме духовная культура зрелого средневековья получила вы-ражение в схоластической философии. В схоластических спорах относительно оправдания бытия Бога оформилось противоборство номинализма (родоначальником считается Росцелин Компьенский (1050-1112)) и реализма (Ансельм Кентерберийский (1033-1109). Еще одно направление в философии определил Пьер Абеляр (1079-1142), утверждавший приоритет разума по отношению к вере. По его мнению, пропасти между человеком и Богом быть не должно, движение к Богу осуществляется не через человеческое самоуничижение, а через рациональное и духовное совершенствование. Проблема соотношения разума и веры, гума-нистически осмысливаемая схоластами, получила воплощение и в литературе, изобразительном искусстве, музыке.

В конце XII в. на смену романскому стилю в искусстве приходит готический. Готические архитектурные сооружения уже не похожи на крепости, они легко возносятся к небу своими стройными башнями, стрельчатыми витражами и арками. Готическая базилика имела, как правило, план в виде латинского креста. Нервюрные своды и другие архитектурные новшества позволили «разгрузить» внутреннее пространство и устремить собор ввысь. Обилие вытянутых витражных окон насыщало интерьер удивительным и непрерывным светом. Главный феномен архитектурной готики — городской кафедральный собор, который уже не выступает «каменной библией». Он превратился в художественную модель универсума, в котором найдено определенное равновесие между «божественным» и «человеческим». Соединение экзальтированной одухотворенности с конкретностью и материальностью деталей рождало особую пронзительность восприятия, ощущение движения и взлета не только в пространстве, но и во времени. В каждом соборе выражается своя идея: в Парижском — богоматери, в Амьенском — мессианизма, в Реймсском — национальная и историческая, в Шартрском — энциклопедизма. К шедеврам архитектуры относятся и соборы в Солсбери и Йорке (Англия), в Кельне (Германия) и Страсбурге (Франция), в Милане и Венеции (Палаццо дожей) — в Италии. Произведения готической архитектуры можно встретить и в Прибалтике: Домский собор и церковь святого Петра в Риге, церковь святой Анны в Вильнюсе, Дом Пяркунаса в Каунасе, вся старая часть Таллинна. В готических соборах практически не остается свободного пространства стен для росписей. Фресковая живопись сохраняется только в Италии, где в творчестве Джотто ди Бондоне появляется округлая рельефность и светотень. В готическом стиле строятся не только соборы-храмы, но и ратуши (здания городского самоуправления) и здания общественно-бытового назначения, в т.ч. университеты.

Появляется круглая скульптура, подчиненная готической архитектурной конструкции. По-следняя диктует пластические законы динамизму скульптуры: там и здесь формы беспокойны, угловаты, перерезаны зигзагами; там и здесь композиции маловато пространства, отчего линии «теснятся», подгоняя друг друга ввысь. Выразительные большие головы готических скульптур воспринимаются как бы отдельно от тела, доминируют над его массой. Чаще всего скульптура встречается в соборах (в Реймсском, к примеру, ок. 2500 фигур). Изображение святых постепен-но утрачивает былую строгость, в их ликах проступают резкие, «народные» черты земных лю-дей, отмеченные духовной значительностью. Аскетичность композиции и «простонародность» сюжета — непременные стилевые особенности готической скульптуры.

Готика появляется и в других областях человеческого творчества, вплоть до одежды. Модными становятся высокие конусообразные головные уборы, тесное платье и туфли с загнутыми носами. Весь силуэт человека приобретает типичное вытянутое S-образное положение, которое наилучшим образом выражает идеал готической стилизации тела. Любопытно, что эстетический идеал служения прекрасной даме в готической моде породил неожиданный после римского образа мужественного бойца, одетого в грубые одежды и доспехи, образ изнеженного молодого человека с длинными завитыми волосами, одетого подобно жен-щине.

Вообще отношение к юности в средневековой культуре было почти священным и определя-лось оно специфическим хронотопом этой культуры (см. гл. 5.2). Время текло неспешно, подчи-няясь протяженным бытовым циклам. Юность была, в сущности, единственным взрывом в омуте этой постепенности. «Она мыслилась как пора цветения, игры, дань разгулу, с нею связывались представления о жизненной магической силе. Юношеский разгул был узаконен в средневековом обществе, которое в целом в своих моральных установках тяготело к трезвости, целомудрию и устойчивости». Вольности позволялись молодежи во искупление будущей «взрослой» традици-онно-рутинной жизни. Кроме того, невелика была продолжительность жизни в средние века, и юность оказывалась в хронологическом центре жизни, что вызывало у человека повышенный интерес к этому возрасту.

Итак, мир средневековой западноевропейской культуры представляет собой причудливое переплетение романского и германского исторических начал, народной и официально-церковной эстетических традиций. Здесь оригинально соединяются мистика и логика, аскеза и карнавал, устремленность к абсолюту и страстная любовь к земному бытию, порождая присущие только средневековью двойственные мировосприятие и систему ценностей. И главное, что вспыхивает на этих перекрестьях пока только как случайно высеченная искра, — это уникальность Я, личностная неповторимость. Следующая эпоха — позднее средневековье, включающее в себя два великих движения (Возрождение и Реформацию), сумеет «поймать» и сберечь искорки индивидуальности, а затем и вычертит Личность уверенными линиями ренессансной духовности. В раннем же и зрелом средневековье незаурядное, но еще послушное Я трудилось над традиционным мировосприятием, исподволь его преображая: «Уникально-индивидное в своем отношении к эпохе являло всякий раз некий логически предельный случай. Надличные установки превращались во внутренние голоса, в оформляющий и провоцирующий момент личного обстояния (выражение раннего Бахтина). При этом происходило — в глазах историка — испытание и преобразование самих матриц коллективного сознания, например, авторитета Библии, требований исповеди, правил риторики и т.д. Умонастроенность среды и времени переставала, пусть в редких критических точках, быть привычной, заданной, равной себе». Перестав быть равной себе, средневековая духовность на последнем этапе своего развития превратилась в бунтарский ренессансный гуманизм.

Categories: Этно психология
Яндекс.Метрика